Евгений Лотош

Ужин при свечах

Огоньки свечей неярко подрагивали в неизвестно откуда тянущем сквознячке, еле ощутимом, но неприятно холодящем шею под левым ухом. Виктор дернул головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Елена может подумать, что он боится, мелькнуло в голове. Не стоит вводить девушку в заблуждение. Вряд ли она что-то решает, но все же... У нее такие красивые черные глаза, большие и влажные, как у лани. Интересно, почему лани? Почему не осьминога? У того глаза тоже большие и очень влажные. Влажнее не бывает... Надо же, он еще способен иронизировать! Впрочем, все равно. Решение принято. Возможно, встреть он эту девушку даже еще месяц назад, жизнь пошла бы по-иному...

Виктор откинулся на высокую мягкую спинку стула и с удовольствием пригубил вино. Доктор благодушно смотрел на него через стол, в углах слегка прищуренных глаз таились смешливые морщинки. В аккуратной бородке пробивались седые волоски, густая, несмотря на возраст, шевелюра находилась в живописном беспорядке.

– Итак, – задумчиво сказал он, – вы, молодой человек, твердо решили... хм... сделать то, что задумали.

Виктор покрутил бокал перед глазами, досадливо посмотрев на жирный след большого пальца. Кентьяви слегка пузырилось, леденило ладонь сквозь тонкое стекло.

– Да, – твердо сказал он. – Я решил окончательно. Сегодня ночью... – он запнулся. – Сегодня ночью я не спал, думал. Смотрел на звезды. Три капсулы таменазина... Не хотелось тратить время на сон.

– Вы все еще можете отказаться, никто не заставляет, – нетерпеливо отмахнулся от него доктор. – Взяли себе что-то в голову! Попробуйте, кстати, вон тех кальмаров, – он ткнул вилкой в хрустальную салатницу. – Под кентьяви идут – лучше не бывает. – Он вопросительно взглянул на Елену, и она застенчиво улыбнулась.

– Да, вкусно, – хрипло шепнула она. Виктор волновал ее, волновал с того самого момента, как вошел в кабинет доктора три дня назад. Это непрофессионально, попыталась она одернуть себя, но подалась вперед и подтянула к себе бутыль темного стекла с вытисненными на ней буквами. Кентьяви чуть слышно зашипело, а бокал, казалось, радостно запел, принимая в себя струю. – Хотите? – Она протянула бутыль Виктору.

– Нет, спасибо, – улыбнулся он. – Мне хватит. – Он взял вино из ее рук и осторожно поставил на стол. Мимоходом он задел ее руку. Девушка вздрогнула и чуть слышно вздохнула, качнувшись к нему. Ее гибкое тело обрисовывалось сквозь тонкую ткань сари. А девочка-то от меня, похоже, без ума, грустно улыбнулся про себя Виктор. Ах, если бы месяц назад...

– Вы, кстати, буддист? – доктор с видимым наслаждением сунул в рот маринованную маслину. – Что-то такое я слышал...

– Бросьте, доктор, – скривился Виктор. – У вас наверняка есть мое полное досье. За три дня... да вы могли получить его прямо из архива. С вашим-то кодом доступа! Увлекался я буддизмом лет пять назад. Давно уже бросил.

– Странно, – задумчиво протянул доктор. – Тогда вы все-таки атеист. Понимаете, личное дело не до конца... в общем, там такие вещи редко фиксируются. Но позвольте все-таки еще раз поинтересоваться – вы до конца понимаете, на что идете? Ваша вера...

– Атеизм не вера, – сухо ответил Виктор. – Нормальный подход ученого: утверждаешь что-то – докажи. Еще ни один проповедник ничего мне не доказал. Вы... католик?

– Да, – кивнул доктор. – Заметно?

– Цепочка на шее, – объяснил Виктор. – Человек вы серьезный, безделушки таскать там не будете. Медальоны с фотографиями у индусов не в почете, не Европа. Значит, крест. А католицизм в Индии, кажется, окончательно вытеснил остальные конфессии. – Он прислушался к себе. Еще не так давно правильный дедуктивный вывод доставил бы ему заметное удовольствие. Но не сейчас. Все перегорело, ушло. Все... Он вспомнил тонкую прозрачную руку Мариам, бессильно свесившуюся с кровати. Почему-то именно эта деталь в ночных кошмарах мучила его больше всего. Тонкая до прозрачности рука с золотым обручальным кольцом. Почти такая же, как у Елены.

– Мне бы вашу наблюдательность! – с завистью сказал доктор. Елена восхищенно взглянула на Виктора, но тут же, смутившись, покраснела и уставилась в стол, нервно поигрывая столовым ножом. – И все-таки я вас не понимаю. Атеизм... вечная ночь после смерти... Посмотрите – вы молоды, еще и сорока нет. Красавец-мужчина, Леночка наша аж тает... – Елена неубедительно-презрительно фыркнула, выпрямилась на стуле. Нож, зазвенев, покатился по полу. Еще сильнее покраснев, девушка дернулась за ним, потом, бросив взгляд на доброжелательно улыбнувшегося ей Виктора, снова уселась прямо, на мгновение прикрыв лицо руками. С видимым усилием воли овладев собой, ассистентка уставилась в тени вокруг стола, изо всех сил стиснув руки.

– Вот-вот, – весело прокомментировал доктор. – Я, кстати, тоже в детстве хотел физиком стать, как и вы. Отец не позволил. Нечего, говорит, с яйцеголовым связываться. Денег заработать не умеют, вот и изображают из себя... Кстати, «Физикал ревью» я до сих пор выписываю. Любопытные там вещи попада...

– Хватит! – оборвал его Виктор, но тут же набрал в грудь воздуха, замер на несколько секунд, затем медленно выдохнул. – Извините. Нервы ни к черту, сами понимаете.

Доктор смотрел на него, подняв бровь.

– Но я... – начал он.

– Нет, не вы, – мягко передразнил его Виктор. – Видите ли, я представляю себе ваши методы. Интересовался в свое время. Думаю, «Физикал ревью» вы впервые взяли в руки вчера или сегодня с утра. Этот антураж, – он обвел рукой затененный кабинет, – девица ваша... Извините, Елена, – он слегка растерянно улыбнулся возмущенно открывшей рот девушке, – ничего личного. Так вот, доктор, я хорошо понимаю, что за представление вы разыгрываете.

– Представление? – удивился доктор. – Извините, молодой человек, я бы не хотел выслушивать оскорбления даже...

– Еще раз извините, если обидел, – опять перебил его Виктор. – Но я не в настроении. От вас завит решение. Сегодня мы общаемся с вами уже больше двух часов. Все необходимые выводы вы уже сделали. Да или нет?

– Ну конечно, конечно, – грустно покивал доктор. – Более двух часов, вы правы. Но сложно сказать что-то... Что-то... Давайте так – отложим на завтра. Вы выспитесь, потом на свежую голову подойдете ко мне, и мы все обсудим еще раз. Не торопясь, так сказать, вдумчиво...

– Нет, – коротко ответил Виктор, и Елена почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Не надо, беззвучно закричала она. Не надо! Остановись... – Закон дает вам три дня, и они истекли. Вы не имеете права дальше тянуть с заключением. И имейте в виду – я не буду подавать на вас в суд, не затем пришел. Ресторан расположен на тридцать втором этаже, а окна в галерее чаще всего открыты. Чего вы добиваетесь? Чтобы я...

– Ах вот как... – доктор неожиданно встал из-за стола. – Ладно. Видит Бог, я сделал все что мог. Ладно. Вот вам заключение: я не вижу препятствий к реализации вашего права. Вы находитесь в здравом уме и твердой памяти. Психических отклонений, являющихся основанием для принудительной отсрочки, я не обнаружил. На мой взгляд вы, молодой человек, идиот. Но это моя работа, и я вынужден дать вам допуск. Еще раз спрашиваю – вы твердо уверены в своем решении?

– Да, – медленно кивнул Виктор. – Я могу идти? Куда мне явиться?

– Зачем идти? – доктор усмехнулся кривой зловещей ухмылкой. – Все под рукой. – Он выпростал из-под рукава узкий серебряный браслет с иссиня-черной насечкой и сдвинул пластинку. – К вашим услугам.

От мягкого тяжелого удара комната содрогнулась. Бокал доктора подпрыгнул и упал, залив белоснежную скатерть красным. Заверещал плохо смазанный металл. За спиной Виктора в стене возникли очертания двери, облицованная деревом панель с скрежетом поехала назад и в сторону. Из черного проема пахнуло сырым железом и могильной промозглостью.

Виктор закаменел на своем стуле. Потом обернулся и несколько секунд изучал багрово-черный прямоугольник.

– Вот оно как... – пробормотал он про себя. – Да уж...

Он встал и повернулся к проему лицом, обхватив себя руками за плечи. Елена с ужасом смотрела на него.

– Пожалуйста... – тихо сказала она. – Не надо. Пожалуйста!

– Я жду, молодой человек, – прогремел доктор. – Вы ведь этого хотели? Так пользуйтесь! Думаете, я буду стоять и ждать здесь до бесконечности?

– Да, вы правы, – руки Виктора безжизненно упали вдоль тела. – Извините. Я не ожидал...

Он повернулся к девушке и сделал шаг в ее сторону.

– А если я откажусь? – тихо спросил он. – Ты... пойдешь со мной.

– Да! – та яростно тряхнула головой. – Я... ты... мы вместе...

Виктор протянул руку и осторожно коснулся ее черных как смоль волос, на которых играли отблески свечей.

– Ты красивая, – сказал он. – Не казни себя. Не твоя вина. – Он убрал руку. –Ты привыкнешь.

Мягко развернувшись, он направился к проему.

– Заходишь, садишься на табурет, нажимаешь на большую красную кнопку, – сказал доктор ему в спину. – Но если ты хоть чуть-чуть умнее, чем я думаю, то с другой стороны комнаты – выход. Спускаешься на лифте на улицу...

Виктор замер в проеме, потом, не оглядываясь, кивнул.

– Это больно? – напряженно спросил он.

– Что? – удивился доктор. – А... Почем я знаю? Больно, наверное...

Плечи Виктора вздрогнули от невеселого смешка.

– Неважно, – сказал наконец он. – Жить – больнее. Не переживайте, доктор, вы сделали все, что могли. Просто я всегда был тяжелым случаем.

Дверь со скрежетом задвинулась за ним. Доктор стоял в напряженной позе, скрестив руки на груди. Слега прогудело. Трижды вспыхнула маленькая красная лампа.

– Все, – доктор опустился на стул и начал яростно отдирать бороду. – Ненавижу этот клей... Не удалось, жаль. Если бы он попал ко мне хотя бы две-три недели назад, с ним можно было бы поработать куда успешнее. Свежий шок в известном плане лечится проще, чем застарелая травма...

Елена, не отрываясь, смотрела на стену морт-камеры. Из ее глаз текли крупные слезы.

– Он... мертв? – спросила она, едва сдерживая рыдания.

– Как моя прабабушка, – мрачно кивнул доктор. Без бороды он выглядел лет на двадцать моложе. – Леночка, милая, право человека на смерть записано в Конституции, о чем ты знаешь не хуже меня. Ты сама выбрала эвтанастику, никто за уши не тянул. Подумай – не стоит ли бросить сразу?

Лена взяла салфетку из вазы и стала промокать слезы. Тушь размазалась, потекла по лицу.

– Но почему... почему именно сейчас? – сдавленно спросила она. – Здесь, в ресторане... свечи...

– Вино, красивая девушка, влюбленная по уши... – продолжил доктор. – И тут же камера смерти. Контраст. Я до последнего колебался. Если бы он отказался сейчас, попросил отсрочки, хотя бы на пять минут, я бы всадил ему нембасил и спящего отправил в санаторий. Номер в «Гималайской долине» забронирован со вчерашнего дня. Обе фирмы согласились поделить расходы.

– А он пошел сразу...

– Да. Он действительно хотел умереть. Знаешь, многие кажутся полностью уверенными, решительными, но когда дело доходит до камеры... Три четверти выходят с другой стороны и счастливо доживают до старости. Для них это даже полезный опыт. – Он осторожно снял расхристанный парик и окончательно превратился из доброго пожилого профессора в сухопарого человека средних лет с большими залысинами.

– Это неправильно... – несмотря на все усилия сдержаться, Елена снова всхлипнула. – Так не должно быть!

– Кто ты такая, чтобы решать за него? – доктор стремительно встал на ноги, подошел к девушке и вздернул ее голову за подбородок, так что та была принуждена посмотреть ему в глаза. Ее нос распух и покраснел. – Он взрослый человек, он имеет право умереть по собственному выбору. Он дурак, да – мне его заказали сразу две фирмы! Думаешь, я с каждым клиентом общаюсь вот так, в дорогущем ресторане? Черта с два! Этот гениальный молодчик был им так нужен, что они согласились вскладчину оплатить мои услуги, включая расходы. Они были готовы на все, пусть бы он даже ушел к конкуренту – потом бы переманили. Ему могли обеспечить райские условия, лишь бы работал в свое удовольствие. Он знал это, к нему много раз подкатывались. Но он предпочел уйти. Его право!

Доктор отпустил подбородок девушки и стал задумчиво ходить по комнате.

– Иногда я думаю, что легкость смерти действительно играет плохую роль. Но что, лучше держать людей на этом свете силком? Было такое. Отсюда два шага до рабства и прочих прелестей. Сначала ты не имеешь права умереть, потом – высказываться вслух, потом – переезжать... Человек либо свободен, либо нет.

– Вы пытаетесь убедить себя, – упрямо сказала Елена. – А сами не верите...

– Возможно, – неожиданно легко согласился доктор. – Но я знаю другое. За последние пятнадцать лет я проконсультировал больше трехсот пятидесяти человек. Пропустил же всего восемнадцать. Этот, – он мотнул головой в сторону морт-камеры, – девятнадцатый. Если бы не я, половина клиентов бросились бы под колеса или проглотили лошадиную дозу снотворного. – Он снова уселся за стол. – Что лучше – оставить потенциального самоубийцу наедине с собой или попытаться спасти?

– Я знаю, доктор, – Елена уже справилась с собой. – Нам все это рассказывали. Простите. Просто... просто...

– Я знаю, – мягко сказал доктор. – Когда-то сам прошел через это. Ты, кстати, превосходно играла, мои поздравления. Твоей вины в его смерти нет. – В его голове всплыла последняя фраза Виктора. – Да, просто тяжелый случай... Что ты решила со специализацией?

– Я продолжу, – девушка гордо вскинула голову. – Я хочу спасать людей.

– Хорошо, – доктор достал из кармана пластинку и прижал к зеленому треугольнику палец. – Я ставлю тебе зачет. Передай куратору, чтобы связался со мной по поводу остальных студентов. – Он передал пластиковую карточку Елене. – Не хочешь пообедать как следует? Все это, – доктор обвел рукой стол, – уже оплачено, а ты почти ничего не ела.

– Спасибо, доктор, – мотнула она головой. – Я лучше пойду. – Елена взяла в руки сумочку и нетвердым шагом направилась к выходу из кабинета. – До свидания.

– До свидания, Леночка, – кивнул ей доктор. – Привет отцу.

Дверь глухо хлопнула, и он остался один. Наполовину оплывшие свечи тускло мерцали на его серебряном браслете. Подумав, доктор открыл дело и ткнул пальцем в несколько точек на экране. Вспыхнул и медленно угас кровавый штамп.

«Доктор Макутагава Синх, дипломированный палач. Исход отрицательный. Отчет прилагается.»

Он погасил экран и задумался. Нет, он сделал все что мог. Просто тяжелый случай. Доктор хмыкнул, насадил на вилку кальмара по-зунгабски и стал неторопливо жевать, прихлебывая из бокала. Вино и в самом деле было замечательным.